Поцелуй Первым - Ольга Манилова

— Вася, что ты делать собираешься? — вскидываю на него голову. Он собран, но раздражен.

— Ты посмотри, а решим вместе. Правду сказать, так подтвердить, что Загродский посмел тебя тронуть еще раньше.

— Боже, ты что, да нам любой ценой нужно доказать, что ты ни в чем невиновен, а на все остальное плевать! Они тут… они тут продумали, как я могу публично высказаться?

Обходит стол и теперь мое лицо своей ладонью поднимает.

— Ты че удумала? Да мне насрать. Тебя грязью облили, я этого так не оставлю. Ты об этом думай.

Пытаюсь прощупать, правду ли говорит. Действительно все равно что его в таком свете выставили?

Понятия не имею, он когда деловой — хм, попросту злой и все.

— В любом случае, нельзя позволить всем думать, что я с тобой, а ты… ну ты понял. Обижаешь меня.

А он меня глазами тоже прочитать хочет. Моргает пуще обычного. Вряд ли видит как я скукоженно край майки у бедра натягиваю.

— Поговори с ними, ты в этом лучше меня сечешь. И без фокусов, Алиса. Жертв вот не надо. Продумать хорошо надо, так как Загродский этот в больничке матрас пролеживает, и выплыть все может.

Опускаю глаза на бумагу, строчки стерильно ровными линиями смотрят. Прячу от него, конечно, как от воспоминания о мерзавце даже рядовые мысли в сосульки превращаются.

Кулак по столу ударяет, я даже не вздрагиваю. Все понял.

Целуемся слаженно: он меня жаром наполняет, чтобы лед весь лавой растопить.

— Алиса, я на зону мразь посажу. Там его убьют потом. Не хотел грузить тебя, но если ты все еще боишься… Не смей бояться. Больше никогда.

— Спасибо тебе, Вася, — накрываю его ладонь своей. — Если он причинит тебе вред, я тоже его убью. Это другое. Я — хилая и без навыков, но я придумаю. Я смогу.

По спине озноб крадётся, когда его пальцы мои волосы с плеч отводят. Тягучее движение, как кровь маслит под кожей, где пульс прощупывается.

Кулак в глаза мне заглядывает, своим внимательным, как всегда, взором. Но то ли взмах ресниц, то ли почти незаметное дерганье уголков выдает его смятение. Он смотрит на меня изучающе, словно в первый раз увидел.

Ладонь, поглаживающая меня по голове, излучает жар. И приятно, и тяжело, как при солнцепеке.

— Дурак тот, кто не поверит, что сможешь, маленькая моя. Только ради меня подставляться не будешь. Вот никогда. Мы говорили, Алиса. Проблемы я решаю. Любые. Если вот такое, как пиар, ты первая смотришь, а потом вместе порешаем.

К вечеру у нас с пиар-командой формируется план. Я готова публично выступить и переиграть тональность этой ситуации. Поставим акцент на том, что записки мне отправили и историю с колодцом сделаем публичной.

Теперь завтра будем это прогонять с Маратом, потому что Кулак согласен на такое только после того, как обезопасимся и мнение специалиста послушаем.

Вижу, что Вася, мягко говоря, не в восторге от моего желания внимание на себя перетянуть. И видно надеется, что Марат направление забракует.

Еще в тот день к Ване заглядываю ноут показать. Он-то пользоваться умеет, но пока непонятно насколько умело. Хочу его своим ноутом соблазнить, чтобы привык, а потом купить ему новый. Машину уже завтра выставлю на продажу — что уж тут. Ребенку нужно развитие.

Борюсь и смеюсь с упрямцем больше часа.

Все он прекрасно умеет. Еще и выдумал меня вокруг пальца обвести. Типа ничего непонятно.

— Больше нет синяка! — вдруг говорит Иван, зло уставившись в пыльный ковер на стене.

— Прошел быстро, — подмигиваю я. — Вот не будешь взрослых слушаться, тоже как я, растяпой вырастешь и упадешь где-то.

— Так синяк от этих, да! С записками? — а в голубых глазищах гнев блестит.

— Нет, конечно, Ваня, что ты. Он или они исчезли. Испугались переполоха, наверно.

— Я найду их, — бормочет он себе под нос и головой поводит в разные стороны, под ноги себе втупляя.

У меня по коже моторошный холодок проходит. Как предчувствие беды.

— Ваня, не смей, — слишком строго говорю я. — Даже не думай. Они уже убрались, уверяю тебя. Этим занимаются серьезные люди.

От моего тона он обиженно вскакивает на ноги, и на угловатом лице искажается каждая черточка.

Я перегнула палку с указанием, поэтому тяну к подростку руку, но он сердито в сторону прыжком отдаляется.

Теперь на меня не глядит.

— Я расстроюсь, козленочек, если с тобой что-то случится. Хуже, чем синяк дурацкий.

— Не расстроишься, — вскидывает лохматую голову, — потому что ничегошьки не случится. Я знаешь, как умею. Потом покажу!

— Покажи сейчас, — прошу ласково, а изнутри каждая деталь окружающего мира вдруг выпуклой кажется. Словно я поменяла форму своего существования, и теперь предметы четырехмерные.

— Неа. Как будет готово! Я тебя защищу!

Мотает головой следующие пятнадцать минут, как уговариваю его рассказать. Ухожу к Васе в пристройку в гнетущих чувствах.

Решаю все-таки ему сказать, хоть толку от этого ноль будет. Но тревожит меня разговор неимоверно. Я будто в будущее чувствами заглянула, а там — беда.

Кулак, ожидаемо, гнусно ерничает и с грязью Ваню смешивает.

— Нет, ты не понимаешь, что-то странное в этом есть. Он как одержимый выглядел.

— Ага, ну как обычно. Забей, что он может. Придумал способ своровать только. — Он разглядывает спинку кресла, которая только что под тяжестью его туши разошлась по краям. — А с чего ты решила, что первую записку оборвыш написал?

И тут я вспоминаю. Там была фраза, как от Вани я услышала. «Сиротам богачи не нужны».

Только об этом я Кулаку уже говорить не буду.

— Потому что детский почерк показался и вообще детская затея.

— Это не детский почерк точно, — бормочет он. — Просто неаккуратный.

«Сиротам богачи не нужны».

Тогда в магазине слова слышали я, Мира, Сергей Степанович, начальник полиции Петренко и двое полицейских.

Троих отсекаем, трое остаются.

Ничего себе. Решаю придержать пока мысль, ибо… не шибко она умная, в целом. Мало еще где Ваня мог подобное услышать. Это всего лишь фраза.

Хотя совпадение странное.

Глава 31 АЛИСА

Марат выносит вердикт: добротно готовиться к ответному удару после публичного выступления. Послушав безопасника в присутствии меня и пиар-команды, Кулак вызывает Марата на отдельный разговор.

Оба возвращаются не в духе. Догадываюсь,